< INTRO
J.T.: - То, как я живу – это искра, или попытка быть искрой во всем, что я делаю.
Я понимаю что это в какой-то степени это саморазрушающая тенденция, но я ХОЧУ быть искрой, при этом в разных аспектах жизни, то есть множеством искр сразу, и чтобы издалека было похоже на костер.
L.M.: - Ты описал бенгальский огонек.
J.T.: - Хорошая метафора. Поэтому ответ на твой вопрос – я не ищу реализацию только в одном деле, но все мои дела так или иначе cвязаны с творческими процессами.
J.T.: - Не знаю заметил ли ты, но я не задавала вопрос.
INTRO >
Разговор с Юрой Тресковым в вольном изложении.
Он разрешил.
Мы встретились на месте, где должна случиться выставка fatal 2, чтобы поговорить о ней, о нём, о них, всех этих попках на плакатах, но мебель туда еще не завезли, и мы поехали сидеть в другое модное место. Мы сидели друг напротив друга. За моей спиной горел огонь. За его спиной была открыта дверь в туалет.
Нарочно не придумаешь.
Я была одета не по погоде, поэтому думала, что быстро задам пару вопросов про секс с моделями, но всё пошло не по моему плану и я замерзла. И Юра меня потом не грел, хотя я тоже выгляжу как модель.
Я дотошно задавала вопросы с набитым ртом, Юра проглатывал и отвечал.
L.M: - Если я спрошу тебя «как ты стал фотографом», ты ответишь вопросом на вопрос (не зря же тебя прозывали Еся и Журишь): как ты стала журналисткой? Тогда я тебе отвечу: ты сам попросил, поэтому я притворяюсь. И это еще не значит, что мне кто-то поверит и признает за мной это право быть. А ты организуешь уже вторую выставку, значит по праву являешься людям фотографом.
J.T.: - Из детства я помню редкое для того времени, безграничное количество фотопленок, которые снимал дедушка. Безграничному количеству проявленных пленок равнялся миллиард коробок с черно-белыми фотографиями, которые я люблю рассматривать до сих пор. Может это быть началом причины?
Продолжение территориально пришлось на Германию, и мой первый успех, когда на уроке искусства по теме «фотография» мой проект выделили как образцовый. Это был момент осознания, что в чем-то я могу быть лучше остальных, и зависит это не от знаний, а от умений.
Третья часть причины, в лучших традициях жизненных путей, – случайность. Мой друг, который работал в модельном агентстве «Elephant» в Бресте, предложил поснимать девочек. Поснимать – очень подходящее слово для того этапа. Это, честно, были съемки с целью знакомиться с девчонками.
L.M: - У тебя была камера?
J.T.: - Нет, но я купил ее у друга. Она сломалась, кстати, через 2 недели.
L.M: Я не спросила как. Подумала только, что кто-то сел на нее попой.
J.T.: - Снимать я продолжил. Был внутри чулан с идеями, которые я теперь реализовывал. Снимал по 3 тысячи кадров за съемку, и почти всё мне нравилось. Я показывал эти кадры на своих лекциях, чтобы люди расслабились и поняли, что сначала все очень просто.
L.M: - «Плохо», ты хотел сказать.
J.T.:- Удивительно, что я не заметил, как увлекся именно фотографией, и знакомства с девушками стали второстепенными. Меня увлек процесс. Придумывать, реализовывать, делиться, получать фидбэк.
Стремление продолжать во многом было основано на том, что есть амбиции, и в каждой новой съемке хочется добиваться крутых результатов. Это двигатель, который сложно остановить.
В моем частном случае мне больше нравится процесс, это самая глубокая медитация, в которой я находился. Я беру камеру и могу сфокусироваться на объекте, абстрагироваться от самого себя, от Юры Трескова.
Извини, алло.
L.M: Прошло 15 секунд
J.T.:- извините, я прослушал начало разговора. Еще раз, кто мне звонит? А, понял, слушаю.
L.M: прошло еще 2 минуты, 10 секунд
J.T.:- Да, да, до свидания.
Возможность сфокусироваться на одном объекте – это то, чему учат многие медитации, и во время съемки, а это час или несколько часов, не важно, это фантастические ощущения , когда ты отключаешься от самого себя, но не потому что тебе с собой не комфортно, нет. У тебя состояние легкости, когда ты даже не отдаешь себе отчет времени, это одновременно быстро долго, и это находит отклик во всем организме. И ничто другое, кроме съемок, мне этого ощущения не дает.
Так сформировалась моя зависимость не от результатов, а именно от процесса.
L.M: - Странно, конечно, слышать что кто-то не только не напрягается на своей работе, а наоборот. Кому-то это даже может показаться непрофессионализмом. Ты, кстати, бываешь доволен результатом так, чтобы тоже до эмоций? Или для тебя фотография это просто то, чем ты расплачиваешься за свое удовольствие?
J.T:- Когда я отбираю материал, а это, для объективности выбора, происходит не сразу, результат накрывает второй волной эмоций, похожих на удивление, потому что в процессе я никогда не фиксирую для себя то, что снимаю. Удивление бывает разное.
Иногда ты думаешь, что у тебя была супер крутая съемка, а кадры, которые ты смотришь спустя время, когда остыл, тоже как будто остыли и выглядят пресными.
L.M: - И что ты делаешь?
J.T.:- Когда был молодой – расстраивался.
L.M: - Задумывался ли ты, что однажды ты сделаешь свой самый лучший кадр и больше не останется смысла снимать? Нет, ты так не скажешь, потому что для тебя это процесс медитации в первую очередь, а результат – даже не во вторую. Извини, ответила за тебя.
L.M: - Почему ты настаиваешь на ч/б?
J.T.:- Я не настаиваю. Та камера, на которую я снимаю, в ч/б дает мне результат лучше и выразительнее, чем в цвете.
L.M: - Но почему ты не возьмешь себе камеру лучше, чтобы выйти с ней на новый уровень?
J.T.:- Всему свое время.
L.M: - Я засчитываю ответ «всему свое время».
J.T.:- Есть избитая фраза, которая, конечно, неприменима ко мне.
L.M: - И ты ее все равно скажешь?
J.T.:- Да. Люди, которые снимают в ч/б – снимают душу человека. В моем случае речь о том , что в кадре нет лишнего.
L.M: - Я поняла, ты за «чистое» искусство.
Перед этим вопросом я сделала самый большой глоток из бокала. Для тактичности.
Я уверена, что в исходниках есть много разных фото, потому что девушки приходят разной комплекции, комплектации и даже, как ты утверждаешь, закомплексованности. Но на выходе в свет получается около одно и то же. Как так?
J.T.:- Как бы странно это не прозвучало, фотографируя разных девушек, я не пытаюсь отразить ИХ реальность, а просто использую для создания образа из мира МОЕЙ фантазии.
L.M: - Юра, это заметно. И вопрос: почему ты делаешь разную сексуальность одинаковой? Почему не хочешь раздвинуть грани сексуального шире, чем бесконечные ноги моделей, и показать, что они не только в твоем фирменном «выгодном» ракурсе сексуальны, но еще и там где складочка?
J.T.:- Я могу, но ко мне приходят за моими фотографиями. Складочки в 2018 снимает достаточно фотографов. И когда ко мне приходят, я чувствую ответственность за результат, который ожидают.
Я понимаю, о чем ты говоришь, что сексуальность не только в этих ракурсах и позах, которые зачастую очень надуманы, и которых нет в реальной жизни, но мы собираемся для того, чтобы фантазировать.
Во время съемки можно снимать и снизу, и сверху, и слева, но в момент отбора, когда никто не сидит у меня за спиной и не тычет в экран, я раз за разом выбираю эти нарочито сексуальные кадры, потому что они мне действительно нравится и вряд ли кто-то
L.M: - Можешь не продолжать, я засчитываю ответ «мне это нравится». Это главное.
J.T.:- Вся моя история с фотографией - это состояние осознанности. Быть в моменте, жить жизнью.
Это каждый раз так же волнительно или просто прекрасно, как вдруг заметить что-то рядом в реальном мире. Как падает свет, как блестит вода, как на углу улицы разворачивается любовная драма.
Я часто останавливаю себя досмотреть происходящее. Становится радостно за самого себя, что ты это замечаешь, и ощущаешь, и что это вообще в жизни происходит. Я их никогда не фотографирую ничего подобного, и в последствии могу даже не вспомнить увиденное, но я проживаю эмоцию от и до. И это всегда житейские моменты, не позерские вещи.
На этом контрасте с позами моих фотографий мне нравится жить.
L.M: - Писали ли тебе феминистки, потому что мне кажется повод есть?
J.T.: - Нет.
L.M: - Нет?
J.T.: - Нет.
J.T.: - Я не делаю из девушки сексуальный объект. Я не делаю из нее жопу, я не делаю из нее ноги, я не делаю из нее сиськи .
L.M: - А что ты делаешь?
J.T.: - То, что мне нравится.
L.M: - Но ты сам говорил о том, что не занимаешься персонализацией человека, в твоем случае женщины, и это похоже на проблему, потому что женщину нужно рассматривать как личность, если ты живешь в 21 веке.
J.T.: - Я открываю любую свою картинку. Вот, смотри: для меня это Z.
Или как ее звали? Да, Z.
L.M: - Тебе точно должны написать феминистки.
J.T.: - Для меня это Z, которая пришла такая робкая, похожая на мышонка, со своими переживаниями за день и три года замужества и вот я ее снимаю такой.
L.M: Показывает богинеподобную девушку со взглядом удава.
Трогательная история, но почему об этом больше никто не знает?
J.T.: - Мне это не важно.
L.M: - Тебе не хочется нести мысль в массы? Я сейчас посмотрела на Z новыми глазами, и теперь эта фотография не будет похожа на остальные.
J.T.: - Но это не мое дело.
L.M: - Как? Ты создатель этого чуда и тогда это твое дело! Вот у тебя будет выставка, там плакат за плакатом будут богини, и они будут выглядеть одинакового уровня богинями, как будто все заняли первое место в чемпионате богинь, но ты, зная, что все они стартовали с разных позиций, неужели не хочешь это как-то обозначить? Это бы много говорило о твоем таланте уравнения неравенств.
J.T.: - Всему свое время.
L.M: - Не засчитывается. Если бы я сама не захотела углубиться в твое творчество – я бы пролистала твои работы, сейчас же их именно пролистывают, эдакий фаст фуд по дороге на работу, я бы подумала, что ты фотографируешь одно и то же, одно и то же.
Я не вижу эту историю превращения мышонка в лебедя, а такие истории нравятся.
J.T.: - На самом деле, я иду к тому, что предыстории будут. Но, всему свое время.
L.M: - Теперь засчитала.
Мне кажется, что вопрос «есть ли «муза» неуместен.
J.T.: - Почему?
L.M: - Потому что ты снимаешь богинь и они могут разгневаться.
J.T.: - Ну тогда не задавай. У тебя вообще как, интервью складывается?
L.M: - Я не уверена. Надеюсь, ты хорошо проводишь время и тебе не
будет его жаль.
J.T: - Все музы делятся на два типа, как мне кажется.
Бывает, что ты её себе нафантазировал, и вдруг ты встречаешь, и она, как тебе кажется, ровно такая как ты мечтал. И ты думаешь: вау! Ничего себе! Такое существует.
А есть второй вариант. Ты даже не мог себе его представить.
L.M: - Я думала, что ты другое скажешь. Что муза, это когда ты хочешь фотографировать улыбку.
Писали ли тебе мамы модели, папы модели, парни моделей? Может кто-то угрожал?
J.T.: - Да.
L.M: - Очень интересно! Расскажи! Я думала передумать спрашивать, потому что раз феминистки не писали, то что могли бы, кроме слов благодарности, писать парни? Хорошо, что спросила.
J.T: - Это было связано с периодом, когда я снимал на Ленинском проспекте большую квартиру, с высокими потолками и там же делал модельные тесты для модельного агентства.
Приехала ко мне одна из девочек , по типажу супер секси. Такой типаж, как будто она все время мокрая, по ощущениям. По моим ощущениям восьмилетней давности.
В процессе съемки мы разговорились, она рассказала, что парня в армию проводила, такая романтичная история, красивая. И в какой-то момент я понимаю, что она почему-то снимается обнаженная.
Я очень тактичный. Никогда не делаю никаких комментариев по поводу модели и всегда очень тонко чувствую грань, что можно просить, а что нет . Я практически никогда не прошу раздеться и у меня нет команды «сними лифчик». Это происходит в процессе, как будто само собой разумеющееся. Я чувствую по инерции, что девушка к этому готова, и когда она сама начинает освобождаться из одежды – я просто это документирую.
Тогда это было не про художественность, мне, скорее, хотелось насмотреться. Процесс классный, а результат ужасный. Вульгарный трэш.
Прошло несколько лет и
L.M: - Подожди, это конец истории про голую девочку в квартире на
Ленинском???
J.T.: - Я же тебе на вопрос про угрозы отвечаю.
L.M: - Уже и про это интересно.
J.T.: - Ничего не случилось. Мне не хватило смелости.
И вот проходит несколько лет, я в Бресте. Звонок. Отвечаю. Эта девушка спрашивает, зачем я выложил в сеть ее фото, я понимаю, что она это говорит, как под дулом пистолета, но все равно пытаюсь понять, что за фото и в чем ее ко мне претензии.
Тут перехватывает трубку мужчина, не знаю, тот ли, что отслужил в армии, и начинает разговор:
Он говорит: Эй, ты где находишься?
Я говорю: в Бресте.
Он говорит: тебе пиздец!
Я кладу трубку. Я же не знаю, что отвечать! Я впервые в такой ситуации.
Он перезванивает. Говорит: удали фотографии.
Я говорю: откуда?
Он говорит: со своего компьютера.
Я говорю: хорошо, сейчас удалю.
Он говорит: и диск с ними выкинь.
Я говорю: хорошо.
Он говорит: я приеду проверить.
Я говорю: а ты где?
Он говорит: в Москве.
В общем, я выдохнул и эта история закончилась.
А, еще спустя несколько лет та девушка написала с извинениями.
Еще одна девушка писала, но адекватно. Спрашивала, зачем мы снимали так, что она неожиданно для себя снялась обнаженной. Попросила удалить.
L.M: - Это характеризует тебя как хорошего фотографа, который может ввести в состояние аффекта. Перед плохими фотографами девушки могут себя контролировать. Поверь мне.
J.T: - Женское внимание до сих пор для меня очень второстепенно. Я резко замечаю это в Москве, на фоне своих знакомых, которые жадно смотрят на мой успех у женщин, ведь я часто бываю в компании разных красивых лиц, и мне это дается легко. А я об этом даже не задумываюсь.
L.M: - И как ты объяснишь такую реакцию?
J.T: - Зависть. Мужская зависть.
L.M: - Нет, я про твой успех у женщин. Почему красивые женщины с тобой прогуливаются? В благодарность за свою внезапно обнаруженную и увековеченную в фото богиню?
J.T: - Имеет место быть, но многих девушек, с которыми я общаюсь, я не снимал и не планирую, а им со мной все же увлекательно.
L.M: - Ну, ты не урод.
L.M: - Что происходит после съемки? Как происходит неловкий момент прощания? Рукопожатия? Взаимные шлепки по попке? Девушки убегают, пока ты в уборной? Или ты, пока она собирает одежду с пола, не понимая, как это она только что снялась голой?
J.T.: - Чаще всего я сам сбегаю. Но это сейчас. Раньше, особенно в начале пути, особенно в Париже, я влюблялся на каждой съемке.
Иногда их было три в день и тогда я влюблялся три раза в день, и
пытался продолжать почти каждое знакомство, пока не понял, что нельзя так на износ влюбляться.
L.M: - Если тебе интересно, я готовила вопросы и даже придумывала на них ответы, и выводы я уже тоже, в принципе, сделала, так вот один из них, который может не понравиться: твое искусство - это коммуникация. Твой талант фотографа я бы поставила ниже. Я права?
J.T.: - Да.
L.M: - Очень приятно тебя интервьюировать.
J.T.: - Я бы вообще никого не фотографировал. Для меня коммуникация намного важнее, но невозможно пригласить супер красотку, да и вообще кого угодно провести с тобой вдруг два-три часа. Это значило бы их потратить.
J.T.: - Когда парни выбирают между жопой или сиськами – я такой: камоооон!
В реальной жизни меня заводят скорее неидеализмы, понимаешь?
L.M: - Нет, потому что ты, Юра, пропагандируешь идеальность.
J.T.: - Но меня она не интересует!
L.M: - Бля! Почему ты об этом не говоришь твоей аудитории мужчин? Один из них, особо верующий в созданных тобой богинь, требовал от моей реальной подружки ростом 160 быть как на твоих картинках, где девушки с ногами без границ! И мои подружки сверху нормальных ног и талий обрастают комплексами и страдают!
А сам ты, оказывается, веришь в душу.
L.M: Знаешь что? Ты монстр.
Мы закончили интервью, сейчас мне принесут шоколадный десерт, и я его съем, как всегда, но без зазрения совести.